Дело в том, что священник ничего сам не менял. Он только восстановил дореволюционную издательскую версию.
После смерти Пушкина, сразу вслед за выносом тела, Василий Андреевич Жуковский запечатал кабинет Пушкина своей печатью, а затем получил разрешение перенести рукописи поэта к себе на квартиру.
Все последующие месяцы Жуковский занимается разбором рукописей Пушкина, подготовкой к изданию посмертного собрания сочинений и всеми имущественными делами, став одним из трех опекунов детей поэта (по выражению Вяземского, ангелом-хранителем семьи).
И ему хотелось, чтобы произведения, которые не могли бы в авторской версии пройти цензуру, все же были опубликованы.
И тогда Жуковский начинает редактировать. То есть менять.
За семнадцать лет до смерти гения Жуковский подарил Пушкину ее свой портрет с надписью: «Победителю-ученику от побежденного учителя в тот высокоторжественный день, в который он окончил свою поэму Руслан и Людмила. 1820 года марта 26, великая пятница »
В 1837 учитель садится править сочинения ученика, которые никак не могут пройти аттестационную комиссию.
Жуковский, вынужденный представить Пушкина потомству, как «верноподданного и христианина».
Так в сказке «О попе и работнике его Балде» попа заменяет купец.
Но были и более важные вещи. Одно из самых известных усовершенствований Жуковским пушкинского текста - это знаменитый «Я памятник себе воздвиг нерукотворный
».
Вот оригинальный пушкинский текст в оригинальной орфографии:
Exegi monumentum
Я памятникъ себѣ воздвигъ нерукотворный;
Къ нему не зарастетъ народная тропа;
Вознесся выше онъ главою непокорной
Александрiйскаго столпа.
Нѣтъ! весь я не умру! Душа въ завѣтной лирѣ
Мой прахъ переживетъ и тлѣнья убѣжитъ —
И славенъ буду я, доколь въ подлунномъ мiрѣ
Живъ будетъ хоть одинъ пiитъ.
Слухъ обо мнѣ пройдетъ по всей Руси великой,
И назоветъ меня всякъ сущiй въ ней языкъ:
И гордый внукъ славянъ, и финнъ, и нынѣ дикiй
Тунгузъ, и другъ степей калмыкъ.
И долго буду тѣмъ любезенъ я народу,
Что чувства добрыя я лирой пробуждалъ,
Что въ мой жестокiй вѣкъ возславилъ я свободу,
И милость къ падшимъ призывалъ.
Велѣнью Божiю, о муза, будь послушна:
Обиды не страшась, не требуя вѣнца,
Хвалу и клевету прiемли равнодушно
И не оспаривай глупца.
Этому стихотворению А.С. Пушкина посвящена огромная литература. (Существует даже специальная двухсотстраничная работа: Алексеев М. П. «Стихотворение Пушкина «Я памятник себе воздвиг...». Л., «Наука», 1967.). По своему жанру это стихотворение восходит к длинной вековой традиции. Можно анализировать чем предшествовавшие русские и французские переводы и переложения Оды (III.XXX) Горация отличаются от пушкинского текста, что внес Пушкин в трактовку темы и т.д. Но соревноваться с Алексеевым в пределах краткого поста не стоит.
Окончательный пушкинский текст - уже подвергнут самоцензуре. Если смотреть на
черновые варианты , то мы видим более четко, что собственно хотел сказать Александр Сергеевич более точно. Видим направленность.В первоначальном варианте было: «Что въ слѣдъ Радищеву возславилъ я свободу »
Но и глядя на окончательный вариант, Жуковский понимает, что это стихотворение цензуру не пройдет.
Чего стоит хотя бы этот упомянутый в стихотворение «Александрийский столп ». Понятно, что имеется ввиду не архитектурное чудо «Помпеев столб» в далекой египетской Александрии, а колонна в честь Александра Первого в городе Петербурге (особенно если учесть, что оно находится по соседству с выражением «главою непокорной»).
Пушкин противопоставляет свою „нерукотворную“ славу памятнику материальной славы, созданному в честь того, кого он называл „врагом труда, нечаянно пригретым славой“. Противопоставление, которое сам Пушкин также не мог и мечтать видеть в печати, как и сожженную главу своего „романа в стихах“.
Александровская колонна незадолго до пушкинских стихов была воздвигнута (1832 г.) и открыта (1834 г.) вблизи от места, где позже находилась последняя квартира поэта.
Колонна была прославлена как символ нерушимой самодержавной власти в ряде брошюр и стихов „шинельных“ стихотворцев. Пушкин, уклонившийся от присутствия на торжестве открытия колонны, в своих стихах безбоязненно заявил, что его слава выше Александрийского столпа.
Что делает Жуковский? Он заменяет «Александрийского » на «Наполеонова ».
Вознесся выше он главою непокорной
Наполеонова столпа.
Вместо противостояния "Поэт-Власть" появляется оппозиция "Россия-Наполеон". Тоже ничего. Но о другом.
Еще большая проблема со строчкой: «Что в мой жестокий век восславил я свободу » — это прямое напоминание о бунтарской оды «Вольность» молодого Пушкина, той воспетой «свободы», что стало причиной его шестилетней ссылки, а позже — тщательного жандармского наблюдения над ним.
Что делает Жуковский?
Вместо:
И долго буду тем любезен я народу,
Что в мой жестокий век восславил я свободу
И милость к падшим призывал
Жуковский ставит:
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
И милость к падшим призывал
Как писал об этих подменах великий текстолог Сергей Михайлович Бонди:
Подмена одного стиха в предпоследней строфе другим, сочиненным Жуковским, совершенно изменила содержание всей строфы, придала новый смысл даже тем стихам Пушкина, которые Жуковский оставил без изменения.
И долго буду тем народу я любезен...
Здесь Жуковский только переставил слова пушкинскою текста («И долго буду тем любезен я народу»), для того чтобы избавиться от пушкинской рифмы «народу» — «свободу».
Что чувства добрые я лирой пробуждал.. .
Слово «добрые» имеет в русском языке множество значений. В данном контексте («чувства добрые») может быть выбор только между двумя значениями: «добрые» в смысле «хорошие» (ср. выражения «добрый вечер», «доброго здоровья») или в моральном смысле — «чувства доброты по отношению к людям». Переделка Жуковским следующего стиха придает выражению «чувства добрые» именно второй, моральный смысл.
Что прелестью живой стихов я был полезен
И милость к падшим призывал.
«Живая прелесть» стихов Пушкина не только радует читателей, доставляет им эстетическое наслаждение, но (по Жуковскому) и приносит им прямую пользу. Какую пользу, ясно из всего контекста: стихи Пушкина пробуждают чувства доброты к людям и призывают милостиво относиться к «падшим», то есть согрешившим против нравственного закона, не осуждать их, помогать им».
Интересно, что Жуковский умудрился сотворить совершенно антипушкинскую по своему содержанию строфу. Он подменил. Он поставил вместо Моцарта Сальери.
Ведь именно завистливый отравитель Сальери, уверенный, что талант даётся за прилежность и усердие требует от искусства пользы иупрекает Моцарта: « Что пользы, если Моцарт будет жить и новой высоты ещё достигнет?» и.д. А вот Моцарту на пользу наплевать. «Нас мало избранных, счастливцев праздных, пре-небрегающих презренной пользой, единого прекрасного жрецов .» И у Пушкина совершенно моцартовское отношение к пользе. «Тебе бы пользы всё - на вес кумир ты ценишь Бельведерский ».
А Жуковский ставит «Что прелестью живой стихов я был ПОЛЕЗЕН »
1870 году в Москве был создан комитет по сбору пожертвований на установку памятника великому русскому поэту А.С.Пушкину. В результате конкурса жюри выбрало проект скульптора А.М.Опекушина. 18 июня 1880 года состоялось торжественное открытие памятника.
На пьедестале с правой стороны было вырезано:
И долго буду тем народу я любезен,
Что чувства добрые я лирой пробуждал.
В таком виде памятник простоял 57 лет. Уже после революции, находящаяся в изгнание Цветаева
Большевики исправят строчки на памятнике.
Как ни странно именно жесточайший 1937 год станет годом посмертной реабилитации стихотворения «Я памятник себе воздвиг нерукотворный».
Старый текст срубили, поверхность отшлифовали, камень вокруг новых букв вырубили на глубину 3 миллиметра, что создало светло-серый фон для текста. Кроме того, вместо двустиший высекли четверостишья, а устаревшую грамматику заменили современной.
Это произошло на столетний юбилей со дня смерти Пушкина, который в СССР праздновали со сталинским размахом.
А к 150-летию со дня рождения стихотворение пережило другое усечение.
Сто пятьдесят лет со дня рождения Пушкина (в 1949 году) страна отмечала не так громко, как двухсотлетие, но все-таки достаточно помпезно.Было, как водится, торжественное заседание в Большом театре. В президиуме сидели члены Политбюро и другие, как принято тогда было говорить, «знатные люди нашей Родины».
Доклад о жизни и творчестве великого поэта делал Константин Симонов.
Само собой, и весь ход этого торжественного заседания, и симоновский доклад транслировались по радио на всю страну.
Но широкие народные массы, — особенно где-нибудь там, в глубинке, — большого интереса к этому мероприятию не проявляли.
Во всяком случае, в маленьком казахском городке, на центральной площади которого был установлен репродуктор, никто — в том числе и местное начальство — не ожидал, что доклад Симонова вдруг вызовет у населения такой жгучий интерес.
Репродуктор хрипел что-то свое, не слишком разборчивое. Площадь, по обыкновению, была пуста. Но к началу торжественного заседания, транслировавшегося из Большого театра, вернее — к началу симоновского доклада — вся площадь вдруг заполнилась толпой всадников, прискакавших неведомо откуда. Всадники спешились и молча застыли у репродуктора
.
Менее всего были они похожи на тонких ценителей изящной словесности. Это были совсем простые люди, худо одетые, с усталыми, изможденными лицами. Но в казенные слова симоновского доклада они вслушивались так, словно от того, что сейчас скажет там, в Большом театре, знаменитый поэт, зависела вся их жизнь.
Но в какой-то момент, где-то примерно в середине доклада, они вдруг потеряли к нему всякий интерес. Вскочили на своих лошадок и ускакали — так же неожиданно и так же стремительно, как появились.
Это были сосланные в Казахстан калмыки. И примчались они из дальних мест своего поселения в этот городок, на эту площадь, с одной-единственной целью: услышать, произнесет ли московский докладчик, когда он будет цитировать текст пушкинского «Памятника» (а он ведь непременно будет его цитировать! Как же без этого?), слова: «И друг степей калмык».
Если бы он их произнес, это означало бы, что мрачная судьба сосланного народа вдруг озарилась слабым лучом надежды.
Но, вопреки их робким ожиданиям, Симонов этих слов так и не произнес.
«Памятник» он, конечно, процитировал. И даже соответствующую строфу прочел. Но — не всю. Не до конца:
Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикий
Тунгус…
И — всё. На «тунгусе» цитата была оборвана.
Я тоже слушал тогда (по радио, конечно) этот доклад. И тоже обратил внимание на то, как странно и неожиданно переполовинил докладчик пушкинскую строку. Но о том, что стоит за этой оборванной цитатой, узнал гораздо позже. И историю эту про калмыков, примчавшихся из дальних мест, чтобы послушать симоновский доклад, мне тоже рассказали потом, много лет спустя. А тогда я только с удивлением отметил, что при цитировании пушкинского «Памятника» у докладчика почему-то пропала рифма. И очень удивился, что Симонов (поэт все-таки!) ни с того ни с сего вдруг изувечил прекрасную пушкинскую строку.
Пропавшую рифму Пушкину вернули лишь восемь лет спустя. Только в 57-м (после смерти Сталина, после
XX
съезда) сосланный народ возвратился в родные калмыцкие степи, и текст пушкинского «Памятника» мог наконец цитироваться в своем первозданном виде.
Даже со сцены Большого театра».
Бенедикт Сарнов
«
«Вознёсся выше он главою непокорной Александрийского столпа...»
Известно, что Пушкин подарил нам Петербург, Медный всадник, Адмиралтейскую иглу и ещё чего-то. Говорят, что «Александрийский столп» придумал он же. И в «Памятник» вставил. Но я не уверена.
Во-первых, Александрийских столпов было несколько.
Первый, сохранившийся и по ныне Александрийский столп (она же колонна Помпея), на которую наша, петербургская, похожа один к одному. Но вряд ли Пушкин имел в виду её. Колонна Помпея ниже нашего Александрийского столпа почти в полтора раза, так что «вознёсся выше он» как-то не получается. Чего с маленькой сравнивать, если есть большая?
Скорее Пушкин имел в виду другой Александрийский столп - Фаросский маяк, давно разрушенное седьмое чудо света, внешне совсем не похожее на петербургскую колонну. Фаросский маяк высотой был 150-180 метров (в три раза выше петербургского) и был международным символом высоты, хоть и более не существующим. Типа грозный как Зевс и волосатый как ноги царицы Савской.
Далее, у стихотворения «Я памятник себе воздвиг...» имеется эпиграф «Exegi monumentum», который отсылает нас к оде Горация. Там сравнение идёт с пирамидами (у Державина тоже – «выше пирамид»). Таким образом, у Пушкина в переводе (вернее, в «подражании» – как тогда называлось) Александрийский столп соответствует пирамидам Горация и Державина. Пушкин просто заменил одно из семи чудес света на другое, равноценное. Отсюда видно, что из двух Александрийских столпов Пушкин всё-таки имел в виду не колонну Помпея, а Александрийский столп - Фаросский маяк.
Но, может быть, он имел в виду не ихний монумент, Александрийский, а наш, питерский?
Жуковский, во всяком случае, такую версию рассмотрел, испугался и, как всегда, перестраховался: в посмертном издании стихотворения заменил «Александрийского столпа» на «Наполеонова столпа», тем самым отнеся нас напрямую к Александровской колонне, которая посередине Дворцовой. А Пушкин, может, и не её имел в виду.
Или всё-таки Жуковский прав? Всё-таки он Пушкина знал лучше нас.
Насколько правомерна цепочка: Александровская колонна -> Александровский столб -> Александрийский столп?
Для начала отметим разницу: Александрийский указывает на город Александрию, Александровский – на царя Александра I, выигравшего войну с Наполеоном. Пушкин случайно перепутать не мог.
Во времена постройки и при открытии памятник назывался только Александровской колонной. Однако уже в начале 40-х в Петербурге появилась поговорка: «столб столба столбу»: имеется в виду Александровский столб, установленный Николаем I-м Александру I-му (столб – I – I). Таким образом, столбом Александровскую колонну стали называть сразу же и в шутку, и это не связано с Пушкином. Просто ажиотаж вокруг нового памятника как символа русской истории, о чём писал Жуковский, прошёл, пошли шуточки.
Так что превращение Александровская колонна -> Александровский столб произошло быстро. А дальше?
Полистала тех, кто писал о Петербурге в то время: Гоголь, Гнедич, Грибоедов, Герцен, Григорьев, Бестужев и проч. – два тома. Ничего, либо «колонна». У Жуковского тоже «колонна». Вот и М.Ф.Мурьянов отмечает, что ни в каких каталогах достопримечательностей Петербурга того времени «Александрийский столп» не фигурирует.
Так что пока три версии:
Версия 1. Александровская колонна возведена в 1834 г. Стихотворение «Памятник» написано в 1836. Таким образом, с 1834 по 1836 годы Александровская колонна была переименована народом в Александровский столб (известно), а потом вдруг в Александрийский столп, и Пушкин это название подхватил. Бредовая версия, на мой взгляд, и совершенно недоказуемая. Во всяком случае, до начала 20-го века, никаких Александрийских столпов нигде не упоминается.
Версия 2. Пушкин имел в виду нашу колонну на Дворцовой площади. С чего вдруг? В любом случае, тоже недоказуемо. И почему-то никто этого нового, клёвого названия не заметил ещё сто лет.
Версия 3. Пушкин не имел в виду памятник на Дворцовой, а просто пошёл по стопам Горация-Державина и взял одно из чудес света – самое высокое на свете, выше которого и вознёсся. Но Жуковский, опытный и всегда осторожный, на всякий пожарный перестраховался, проигнорировал разницу между Александрийский и Александровский, и истолковал именно так, обозвав Александрийский столп (Фаросский маяк) – Наполеоновым столпом. Мол, не выше Александровой славы вознёсся Пушкин, а выше Наполеоновой. А потом эту версию подхватили... пушкинисты. Причём не сразу, а в 1899 году, когда праздновали 100-летие Пушкина и читали «Памятник» на каждом углу. Именно после этого в путеводителях по Петербургу впервые начинает упоминаться Александрийский столп. Тут и стали говорить, что это наша Александровская колонна, и что Пушкин ей другое название придумал, «народное».
Думаю, что так и было, как в третьей версии. Если чего с Пушкиным не так, то это пушкинисты, конечно. Да и Жуковский хорош.
Что не мешает мне хотеть, чтобы Александрийский столп – синоним Александровской колонны, был придуман Пушкиным. А он и был им придуман, потому что «народ говОрит, история втОрит» (пословица моя – птитца ).
«Сокровища, дарованные нам Пушкиным, действительно велики и неоцененны. Первая заслуга великого поэта в том, что через него умнеет всё, что может поумнеть.» (Александр Николаевич Островский «Застольная речь о Пушкине», произнесённая в 1880г. по случаю открытия памятника Пушкину)
Как мудро и проницательно великий русский драматург выразил суть пушкинского гения: «Пушкиным восхищались и умнели, восхищаются и умнеют… Поэт ведет за собой публику в незнакомую ей страну изящного, в какой-то рай, в тонкой и благоуханной атмосфере которого возвышается душа, улучшаются помыслы, утончаются чувства».
Каждое произведение Александра Сергеевича содержит «какую-то тайну» (о чём и писал Ф.М. Достоевский), интересную информацию, которая при вдумчивом и внимательном прочтении обязательно раскроется и позволит «восхититься Пушкиным и поумнеть».
Глядя на портрет поэта, написанный Ильёй Глазуновым, невольно приходят на память строки из знаменитого и хорошо знакомого всем стихотворения «Памятник».
Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа,
Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа!
Александрийский столп… Именно так многие из нас называют Александровскую колонну – один из самых загадочных архитектурных памятников Петербурга. Почему же поэт не использовал официальное название и практически переименовал колонну?
Все исследователи творчества А.С. Пушкина, как бы ни рознились их взгляды, будут едины в одном: в поэзии и прозе Пушкина нет ни одной случайной фразы, каждое слово предельно значимо, нет ни одного, употреблённого ради благозвучия или рифмы.
Стихотворение «Памятник» всегда восхищало читателей каким-то очевидным, но в то же время скрытым глубоким смыслом. Используя эпитет Александрийский столп, а не Александровский, поэт, безусловно, приглашает читателей к размышлению.
У стен Кремля – живописный Александровский сад, в Кремле - роскошный Александровский зал; Александровский парк – один из старейших в Петербурге, знаменитый Александровский дворец в Царском селе (г. Пушкин)… Все эти названия содержат в себе чёткое указание на ключевое слово «источник» - имя Александр.
Свой «памятник нерукотворный» Александр(!) Сергеевич Пушкин не стал соотносить с именем Александр. Давая Александровской колонне, на первый взгляд, похожее, но иное в смысловом отношении определение, поэт привлекает внимание читателя к чему-то совершенно другому, но очень важному для понимания.
Александровский и Александрийский – не синонимы, это не взаимозаменяемые слова. Александровская колонна, как было уже сказано выше, имеет отношение к собственному имени человека; Александрийский столп связан с конкретным географическим названием.
Петербург… и в его историческом центре - Александрийский столп… Какая может быть связь? Ответ на этот вопрос может дать географическое положение города на Неве.
Географические координаты Ст –Петербурга: 60° (59° 54′ 65) северной широты и 30° (30° 17′ 84)° восточной долготы. Тридцатый градус восточной долготы - это знаменитый Пулковский меридиан, проходящий через центр Круглого зала главного здания Пулковской обсерватории. До начала 20 века он использовался в качестве нулевого меридиана для отсчёта географической долготы на картах Российской Империи.
Интересно, что 30° восточной долготы (Пулковский меридиан) практически совпадает с меридианом Великой пирамиды (31.08’3,7°), именно здесь расположена пирамида Хеопса. Удивительным совпадением (?) является и тот факт, что на этом же меридиане помимо Ст-Петербурга находятся города, игравшие важнейшую роль в развитии современной цивилизации: Великий Новгород (31.275475°), Киев (30.5238°) Стамбул (Константинополь) (28.94966°) и Александрия (29.95527°).
Именно здесь, в Александрии, расположенной всё на том же меридиане - 30° (29.95527°) восточной долготы – находится колонна Помпея, поразительно похожая на знаменитую колонну – Александрийский столп в Санкт - Петербурге, с той лишь разницей, что Александрийский столп (47,5 м) превосходит колонну Помпея в Александрии (30 м) почти в два раза и выглядит несравненно величественнее…
И так незаметно потянулась нить путеводного клубочка, и очень захотелось узнать (перефразируя цитату А.Н.Островского) «в какую незнакомую ей страну поэт ведет публику…»
Вспомним великолепное замечание А.Н. Островского: «Всякий говорит, что ему то или другое произведение нравится, но редкий сознаёт и признается, что он поумнел от него.»
К нему не заростет народная тропа,
Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.
Мой прах переживет и тленья убежит -
Жив будет хоть один пиит.
Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
10
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
Тунгуз, и друг степей калмык.
Что в мой жестокой век восславил я Свободу
Веленью божию, о муза, будь послушна,
Хвалу и клевету приемли равнодушно,
20
И не оспоривай глупца.
Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастёт народная тропа,
Вознёсся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.
Нет, весь я не умру - душа в заветной лире
Мой прах переживёт и тленья убежит -
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.
Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой,
10
И назовёт меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгус, и друг степей калмык.
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал.
Веленью Божию, о муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца,
Хвалу и клевету приемли равнодушно
20
И не оспоривай глупца.
Варианты и разночтения
«Я ПАМЯТНИК СЕБЕ ВОЗДВИГ НЕРУКОТВОРНЫЙ»
(Стр. 424)
Слух обо мне [пройдет] по всей Руси великой
И назовет меня всяк сущий в ней язык -
И [внук Славян], и Фин и ныне полу дикой
[Тунгуз] [Киргизец] и Калмык -
И долго буду тем любезен я народу
Что звуки новые для песен я обрел
Что в след Радищеву восславил я свободу
[И просвещение>]
Призванью своему о Муза,-будь послушна
Обиды не страшась, не требуя венца
Толпы хвалы и [брань] приемли равнодушно
И не оспоривай глупца
Б. Варианты белового автографа.
(ЛБ 84, л. 57 об.)
3 Начато: О <н>
5 Нет весь я не умру - душа в бессмертной лире
6 Меня переживет и тленья убежит -
9 Слух пройдет обо мне по всей Руси великой
12 Тунгуз и сын степей калмык.
14-16
Что звуки новые для песен я обрел
Что вслед Радищеву восславил я свободу
И милосердие воспел
14 Что чувства добрые я в песнях пробуждал
17 Призванью своему, о муза, будь послушна
18 Обиды не страшись, не требуя венца;
19 Хвалы и клевету приемли равнодушно
Под текстом: 1836
Авг.<уста> 21
Кам.<енный> остр.<ов>
Примечания
Датируется 21 августа 1836 г. При жизни Пушкина напечатано не было. Впервые опубликовано в 1841 г. Жуковским в посмертном издании сочинений Пушкина, т. IX. стр. 121-122, с цензурными искажениями: 4 Наполеонова столпа ; 13 И долго буду тем народу я любезен ; 15 Что прелестью живой стихов я был полезен .
Восстановленный подлинный текст опубликован Бартеневым в заметке «О стихотворении Пушкина „Памятник“» - «Русский Архив» 1881, кн. I, № 1, стр. 235, с факсимиле. Первоначальные варианты опубликованы М. Л. Гофманом в статье «Посмертные стихотворения Пушкина» - «Пушкин и его современники», вып. XXXIII-XXXV, 1922, стр. 411-412 и Д. П. Якубовичем в статье «Черновой автограф последних трех строф „Памятника“» - «Пушкин. Временник Пушкинской Комиссии», вып. 3, 1937, стр. 4-5. (предварительная частичная публикация - в «Литературном Ленинграде» от 11 ноября 1936 г № 52/197) См. публикацию в
Александровская колонна – примечательный архитектурный объект Дворцовой площади в Петербурге, один из символов города. Памятник в стиле ампир построен в 1834 году и посвящен победе над Наполеоном. Водружением колонны завершились работы по обустройству Дворцовой площади. В параде в честь этого события участвовало стотысячное русское войско.
Колонна — памятник Александру 1 в Санкт-Петербурге, подобно Александрийскому маяку, символизирует наивысший уровень достижения отдельно взятым человеком или народом своей цели. То, что кажется невозможным, достигается усилием воли.
Описание достопримечательности
В высоту Александрийский столп в Санкт-Петербурге достигает 47,5 м. Его диаметр 3,66 м. Общий вес конструкции 704 тонны, отдельно колонны — 600 кг, фигуры — 37 тонн. Изготовлен монумент из розового гранита, фигура ангела и барельефы на пьедестале – из бронзы. Гранитный монолит для колонны добыли близ , в каменоломне Пютерлакс. На специально построенном для его транспортировки корабле гранит был доставлен в Питер.
Колонну венчает ангел, в левой руке держащий крест и попирающий им змия. Это символ покоя и мира, который Россия принесла в Европу победой над Наполеоном. Правая рука ангела поднята к небу, а взгляд его направлен на землю. Высота скульптуры — 4,26 м, креста — 6,4 м. Долгое время фигура ангела на Александровской колонне держалась еще и стальным прутом. Опору позже удалили. Выяснилось, что ангел устойчив за счет собственного веса.
Александровская колонна: история создания
Построил Александрийскую колонну архитектор Огюст Монферран. Он победил в конкурсе, объявленном Николаем Первым, братом Александра. Хотя идея памятника посреди Дворцовой площади в Петербурге принадлежит знаменитому архитектору Карлу Росси.
Поначалу Монферран предлагал установить на площади величественный обелиск победы. По замыслу архитектора, он должен быть в высоту более 25 метров. По периметру памятника Монферран планировал разместить барельефы с изображением батальных сцен. А венчать обелиск должна была фигура царя-победителя на коне, с богиней победы, надевающей на императора лавровый венок.
Архитектор хотел, чтобы этот обелиск в Петербурге высотой превосходил все известные к тому времени в мире. Но требовалось нечто еще более величественное и символичное. Император Николай Первый отвергал все доводы архитектора в пользу его проекта и сказал, что видит памятник в виде колонны.