Публичная бета включена

Выбрать цвет текста

Выбрать цвет фона

100% Выбрать размер отступов

100% Выбрать размер шрифта

Грейвз щёлкнул пальцами, и домовой эльф явился на зов незамедлительно. Отношения с Финли у Персиваля сложились теплые - ему не в новинку было располагать к себе подчинённых. Немного личного участия, чуток строгости, разбавленной юмором - и за ним готовы были идти в огонь и воду. Пацан пытался было пофамильярничать, схлопотал по ушам и больше субординацию не нарушал - ну, почти. За такое примерное поведение Грейвз даже назначил ему недельное жалованье. - Финли, - сказал он, сунув руки в карманы и слегка склонив голову набок. - Что это, тролль бы меня побрал?.. Перед Грейвзом на полу стояла лохань - большая, высотой по колено, из свежих струганных досок в тесном железном обруче. От неё шёл слабый запах мокрого дерева и мыла. Эльф замычал с видом муки на лице и схватился за уши. - Что эта... вещь, - с непередаваемым выражением удивлённой брезгливости сказал Грейвз и едва коснулся лохани носком ботинка, - делает в моём доме?.. Ты тут стираешь?.. Эльф отчаянно замычал, мотая головой. - Избавься от неё, - велел Грейвз. - Млд-мстр-Крднс, - пробубнил эльф, опустив голову. - Я ничего не разобрал, - поморщился Персиваль. - Говори яснее. - Молодой мистер Криденс!.. - воскликнул Финли. - Это его просьба!.. Сказал - очень надо!.. Я достал!.. Грейвз уставился на лохань, наморщив лоб. - Так, и... что он делает с этим?.. Пускает кораблики?.. - Прнмт-внну, - буркнул эльф. - Финли, у тебя жвачка во рту? - недовольно спросил Грейвз. - Отвечай внятно, когда я тебя спрашиваю. Зачем Криденсу эта... бадья? - Чтобы принимать ванну! - отчаянно воскликнул тот. - Простите, сэр! Он не хотел, чтобы вы знали!.. Ему было очень неловко!.. Я бы молчал, если бы он меня попросил, но он не попросил, хотя очень хотел, а так бы я молчал и не сказал вам ни слова!.. - Что... Ванну?.. - возмущенно переспросил Грейвз. - А чем ему не нра... Он оборвал себя. Глубоко вздохнул, как смертельно усталый человек, и сурово посмотрел на эльфа. Тот виновато поджал тонкие губы. - Там слишком красиво, да?.. - обречённо спросил Грейвз. Финли закивал, сочувственно подняв брови. - Мистер Криденс сказал, что он боится что-нибудь испортить, а тогда вы рассердитесь и ему будет очень грустно. - Ладно, - Грейвз потёр лоб. - Ничего пока с этим не делай. Я разберусь. Он поднял голову и осмотрелся. Из головы напрочь вылетело, зачем он вообще заходил на кухню. Он пробежался взглядом по шкафчикам, мойке и разделочному столу, но так и не вспомнил. Чёртова лохань спутала все мысли. Он нахмурился, вспоминая, как спускался по каменной лестнице в полуподвал, прокрутил назад последние минут пятнадцать, но и это не помогло. Ситуация была крайне щекотливой, подступаться к ней стоило с большой осторожностью. Надо как-то дать понять Криденсу, что этого дома ему не следует бояться. Что ванная комната - для них обоих, и ему не нужно мыться в деревянном корыте, подогревая горячую воду в кастрюле и поливая себя из ковшика. Это... унизительно, в конце концов. Грейвз чувствовал, что попал в затруднительное положение. С Криденсом, конечно же, нужно немедленно поговорить, но даже думать об этом было неловко. Персиваль всегда воспринимал любые вопросы гигиены как нечто настолько интимное, что это позволено обсуждать лишь единожды, в младенчестве, и исключительно с родителем своего пола. Отучать Криденса от безопасной бритвы - другое дело, этому молодой человек учится уже в сознательном возрасте, и не зазорно дать ему несколько советов. Но учить взрослого парня пользоваться ванной!.. Сам виноват, - мстительно сказал он себе. Мальчик действует, как умеет, а спросить тебя стыдится. Или боится, неважно. Грейвз подумал о том, что Криденс вообще старается не высовываться из своей комнаты без повода. Он с любопытством крутился по комнатам, если там был Персиваль, но самостоятельно выходил только в сад, поиграть с Хоуп. Ему нужно время, - напомнил он себе. - Привыкнет. Ванная комната не была аскетичной, но и роскошной Персиваль бы её не назвал. Строгая, элегантная, красивая. Белая плитка кирпичиком, чёрный пол, две раковины, два зеркала. На полках стояли ежедневные принадлежности. Монохромные полотенца, чёрные и белые, висели в кольцах на стене. Грейвз присел на край чугунной ванны, попытался представить, как её видит Криденс. Что здесь может пугать мальчишку, который вырос в нищем приюте?.. Наверное... всё?.. Слишком белые стены, слишком красивые кованые рамы у зеркал, слишком мягкие полотенца. Наверное, ему боязно даже брать их в руки. Грейвз был в замешательстве. С тех пор, как он привёл сюда Криденса, их общение налаживалось довольно быстро. Мальчишка уже не боялся улыбаться, пробовал даже шутить. Научился задавать вопросы, говорить, что думает и даже - чего хочет. Он вообще был очень сообразительным. С ним, конечно, требовалась чёртова прорва терпения, но Грейвз видел результат своих усилий. Но, похоже, не с каждым вопросом Криденс готов был прийти к нему. Мешал страх или... гордость. Ну конечно же. Он не хочет показаться глупым или невежественным. Ладно... значит, ему предстоит ещё один урок. Криденс обычно держал дверь своей комнаты приоткрытой - Грейвз обычно рассматривал это как приглашение. - Криденс, - он постучал костяшками пальцев по косяку. - Ты не занят? - Нет, сэр, - отозвался тот. Он сидел на кровати, привалившись спиной к стене и подобрав колени, читал Историю магии. Толстый фолиант казался удивительно уместным у него в руках. Грейвз поджал губы и подумал, что и этого о Криденсе тоже не знает. Любит ли он читать?.. Что он читал раньше?.. Библию можно было не упоминать, но было ли что-то кроме неё?.. Сказки?.. Приключения?.. Грейвз велел Криденсу читать по одной главе после каждого занятия, а потом пересказывать, что запомнил. Судя по всему, сейчас он уже забежал вперёд страниц на пятьдесят. Из интереса или от скуки?.. Грейвз прислонился плечом к косяку. Он не переступал порог комнаты без приглашения - только по вечерам, заходя поцеловать мальчика перед сном. Тот всегда ждал его, уже лёжа в постели, не сводя глаз с открытой двери. Они разговаривали о событиях дня, которые в основном были не очень значительными и касались бытовых мелочей, шахмат или магии. Порой Криденс буквально засыпал его вопросами. Высунув руку из-под одеяла, он держал Грейвза за палец, робко и настойчиво одновременно, и смотрел огромными чёрными глазищами, любопытный, как та пресловутая кошка. Иногда Грейвзу казалось, что Криденс намеренно копит вопросы, чтобы вечером подольше не отпускать его, будто он боялся заснуть и обнаружить утром, что Грейвз куда-то исчез. Потом они целовались, и довольно часто дело кончалось тем, что Персивалю приходилось шептать очищающее заклинание, чтобы высушить пятна спермы на пижаме и одеяле Криденса. Применить его к своей одежде не довелось ни разу. По необъяснимой причине Криденс оказался настолько впечатлён первым опытом, что каждый раз торопился слизать с пальцев сперму Грейвза, словно это было для него главным удовольствием. Вдохновенно прикрыв глаза, он держал Персиваля за руку, по одному обсасывал пальцы и долго, едва ли не благоговейно вылизывал ладонь. Глубоко и расслабленно вздыхал после и засыпал быстро, с тихой улыбкой, которая оставалась на губах даже во сне. Грейвз удивлялся, что его самого не тянет продвигаться дальше невинных ласк. Каждый раз они целовались подолгу, и он откровенно наслаждался тем, как Криденс учится отвечать. Любой приглушённый стон Персиваля был для него похвалой, и он смелел настолько, что сам прикасался к нему - клал ладонь на колено, тянулся обнять за шею, привлекая к себе. Однажды робко провёл пальцами по коротким волосам на затылке - Грейвз застонал ему в рот от неожиданной ласки, Криденс изумлённо ахнул в ответ, распахнул глаза и едва не рассмеялся от счастья. Кроме как для вечерних разговоров и поцелуев, Персиваль не переступал порог его комнаты, всегда оставаясь за дверью. Вряд ли Криденс понимал, почему это происходит. Может быть, стоило сказать ему: "Я не войду к тебе без приглашения", но Грейвзу казалось, что в данном случае поступки действеннее слов. Даже если Криденс не знал, что имеет право на приватность - достаточно было того, что это знал Грейвз. - Тебе нравится книга?.. - спросил Персиваль. - Очень, - мягко улыбнулся тот. - Картинки такие... живые. - Ты любишь читать? - Мэри Лу заставляла нас читать вслух нравоучительные истории, - тот опустил глаза, склонил голову к плечу. - О том, как добродетель спасается, а порок низвергается в ад и терпит ужасные муки. - Понятно, - сказал Грейвз, поджав губы. - В кабинете, где мы занимаемся, есть книжный шкаф. - Я видел, сэр, - кивнул тот. Грейвз сунул руку в карман, нащупал какую-то мелочь и вызвал в памяти заклинание трансфигурации. Ему страшно хотелось сказать - "Криденс, мальчик мой, если ты любишь читать, я отведу тебя во "Флориш и Блоттс", и мы потратим весь день, выбирая то, что тебе понравится". Вместо этого он вытащил руку из кармана, разжал кулак и левитировал на страницы Истории магии маленький ключ на цепочке. - Я разрешаю тебе брать книги с первой полки, - сказал он. - Спасибо, сэр, - Криденс радостно улыбнулся. Пока ещё ему нужны были ограничения, надуманные, нелепые ограничения. Он не мог понять, что такое "можно всё, кроме того, что нельзя". Он понимал лишь "нельзя всё, кроме того, что можно". Можно смеяться, можно брать новые книги, можно брать со стола, что хочется, можно разговаривать за едой, можно учиться магии, можно целоваться, можно трогать себя "там", можно задавать вопросы, можно хотеть, можно играть, можно шутить, можно просить... Грейвз добавлял всё новые и новые "можно" и каждый раз изумлялся тому, сколько же их потребуется ещё. - Я вам нужен, сэр? - спросил Криденс, видя, что Грейвз не уходит. Он сжимал ключик в ладони и явно собирался пойти отпереть шкаф. Чуть позже, мой мальчик, - подумал Персиваль. - Да, ты мне нужен. Иди за мной. Криденс поднялся, по привычке одёрнул пиджак, хотя тот был сшит ему по фигуре, и его не нужно было постоянно тянуть вниз, чтобы тот не собирался в складки. Вслед за Грейвзом зашёл в ванную комнату, остановился. Огляделся со сдержанным любопытством, будто отыскивая подсказку, зачем Грейвз привёл его сюда. Персиваль сел на бортик ванны, вытянув одну ногу, поманил Криденса к себе. - Сядь рядом. Тот подошёл, чуть порозовев. Сел, разведя колени. С волнением сцепил пальцы. - Здесь красиво, правда? - негромко спросил Грейвз. - Очень... очень, сэр, - смутился тот. - В моём доме, в Нью-Йорке... было ещё лучше. Криденс искоса стрельнул глазами. - Насколько лучше... сэр?.. - Просторнее... светлее, - сказал Грейвз. - Но когда я думал о том, что ты тоже будешь жить здесь, я хотел, чтобы тебе тоже было удобно. - Мне очень удобно... сэр, - тот предсказуемо покраснел. - Я хочу, чтобы ты использовал эту комнату по назначению, Криденс, - негромко сказал Грейвз, не поворачивая головы. - Я... использую, - едва слышно прошептал тот, зажимая ладони между коленями. - Я делаю что-то не так... сэр?.. Умирающий шепот был полон вины и мольбы о милосердии. Грейвз положил руку ему на колено, успокаивающе погладил. Криденс выдохнул, но разжиматься обратно не спешил. Грейвз помолчал, подбирая выражения - меньше всего ему хотелось задевать едва проклюнувшееся у мальчишки чувство собственного достоинства. - Вот о чём я подумал, - задумчиво сказал он, продолжая потирать ладонью его колено, - ты не привык к магии вокруг себя. Ты только начал знакомиться с ней. - Простите, сэр, - явно на всякий случай прошептал тот. - Там, где ты вырос, не было никаких чудес, - сказал Грейвз. И щёлкнул пальцами. За спиной зашумел дождь, звонко ударяясь в чугунные стенки. Криденс обернулся и уставился на маленькую грозовую тучку, которая сгустилась над ванной. Вода лилась потоком, но, как по волшебству (хотя почему - как?..), брызги не попадали на пол. - Я научу тебя этому заклинанию, - сказал Грейвз, - но позже, когда ты сможешь соизмерять силы. Иначе вместо обычного дождя ты вызовешь шторм. Криденс поднёс руку к стене дождя, подставил горсть. Манжет и рукав сразу намокли. - Он тёплый... - Конечно, он тёплый, - кивнул Грейвз. - Но пока для тебя это слишком сложно. Поэтому вот что я подумал, - он повернулся лицом к Криденсу, жестом остановил дождь и дотянулся до ручек бронзового крана, торчащего из стены. - Так будет проще. Здесь есть горячая вода, - он повернул ручку, не касаясь её, - и холодная. Столько, сколько тебе нужно. Криденс сидел, опустив глаза, пунцовый, как осенний пион. Он неловко перебирал пальцами мокрый рукав, клонил голову к плечу и молчал, моргая. Грейвз дотянулся до струи воды, подставил пальцы. Она была очень тёплой, почти горячей. Из ванны начал подниматься едва заметный парок, как только Персиваль заткнул слив пробкой. Расстегнув манжеты, Грейвз вынул запонки из прорезей и по локоть закатал рукава рубашки, стараясь сохранять спокойное, почти отрешённое выражение лица и не замечать умоляющих взглядов. Неизвестно, о чём сейчас думал Криденс, но Грейвз был уверен, что мальчишка готов провалиться сквозь землю от стыда и страха. Поэтому он не встречался с ним взглядом и продолжал делать вид, что ничего особенного не происходит. Окажись он сейчас на Совете в МАКУСА, голый или в каком-нибудь чудовищно нелепом виде, например, в одних носках и белье, ему и то было бы легче сохранять лицо, чем сейчас - сидя рядом с Криденсом, сосредоточенно закатывая рукава и рассказывая о том, как пользоваться ванной. Грейвз отослал запонки на своё полотенце, аккуратно сложенное на кованой этажерке у окна. Призвал с полки стеклянную шкатулку, заполненную мелкими разноцветными шариками, похожими на леденцы, откинул крышку. - Посмотри, - спокойно сказал он. Криденс поднял глаза и плечи одновременно. - Дай руку, - велел Грейвз. Криденс подставил ладонь, вжимая голову в плечи ещё сильнее. - Это лаванда, - Персиваль положил ему в горсть светло-фиолетовый шарик. Он был блестящий и твёрдый, словно стеклянный. - Это ромашка. - Второй шарик был зеленовато-жёлтым. - Ландыш. Кедр. Цветы апельсина. Бамбук. Криденс держал на ладони шесть прозрачных цветных леденцов, пальцы у него чуть подрагивали, пытаясь сжаться. - Выбери любой, - сказал Грейвз. - Я... я не знаю, - прошептал Криденс. - Ладно, - Персиваль взял у него из руки шарики с лавандой и бамбуком, показал оба: - Выбери. Зелёный или фиолетовый? Криденс бегал глазами с одного на другой. - Я... не знаю, - повторил он. Грейвз, запретив себе терпеливо вздыхать, взял у него из ладони два других: - Белый или коричневый?.. - Белый, - выдохнул Криденс. - Жёлтый или оранжевый?.. - Жёлтый... Перебрав все попарно, Криденс остановился на фиолетовом. За то время, пока он метался между разными цветами, ванна наполнилась больше, чем наполовину, а Криденс успел немного отвлечься от своего ужаса. - Хорошо, - Грейвз спокойным жестом отослал шкатулку обратно, покатал шарик в пальцах. - Это лаванда. Невзрачный цветок, если сорвать одну веточку. Её выращивают на юге Франции - это в Европе, за океаном. Когда она зацветает, - задумчиво сказал он, вспомнив бесконечные холмы Прованса, и поднёс шарик к носу, чтобы вдохнуть островатый запах, - в тех краях не остаётся ничего, кроме сиреневых полей под горячим небом. В какую бы сторону ты ни пошёл, лаванда будет везде... Он поднялся и сделал знак Криденсу сделать то же самое. Смотреть на мальчишку всё ещё было неловко, но, кажется, они оба уже как-то свыкались с ситуацией. - Брось его в воду, - Грейвз передал шарик Криденсу. - И посмотри, что будет. - Просто... бросить... сэр?.. - спросил тот. - Да. Просто брось. Криденс дёрнул задеревеневшей рукой, раздался звонкий бульк. А за ним - лёгкий хлопок, и над поверхностью воды мгновенно выросла воздушная нежная пена, слегка отливающая лиловым и головокружительно пахнущая лавандой. Грейвз закрыл кран и опустил руку в пену, проверяя температуру воды. Она была идеальна, так что самому захотелось окунуться сюда, в это ласковое тепло. Он выпрямился, стряхнул капли с пальцев, стёр пену, оставшуюся на руке. Криденс завороженно смотрел на мокрые тёмные волоски у закатанного рукава и медленно краснел. Персиваль... Персиваль, - зашептал внутренний голос, так громко, что Грейвз практически слышал его. - Прикажи ему раздеться... ты так давно хотел... Ты знаешь, что делать, прикажи ему... Не упускай шанс. Давай, скажи ему... Пусть разденется... Пусть он разденется... Я хочу его видеть... Заткнись, - внятно сказал себе Грейвз. Это не честно, - вкрадчиво шептал голос. - Ты заслужил... Ты столько для него сделал... имеешь право на благодарность. Ты же хочешь... Ты хочешь. Поставь его на колени. Ему понравится. Ему нравится лизать твои пальцы. Пусть оближет твой член... Пусть хотя бы оближет... Это не трудно. Ему понравится. Он так любит тебе дрочить, позволяй ему чаще... Персиваль... Пусть он оближет. У него такой горячий язык... Такие красивые губы. Пусть разденется. Скажи ему, чтобы разделся, - взмолился внутренний голос, - Персиваль!.. Мне так хочется!.. Ему уже можно!.. Ему всё нравится!.. Он уже готов!.. Криденс стоял, нерешительно глядя на Грейвза. - Что мне делать дальше... сэр?.. - спросил он, покусывая губы. - Разденься, - негромко ответил тот. Криденс покачнулся, опустил лицо и взялся за пуговицы на пиджаке. Уши у него запылали. - Да... сэр, - тихо сказал он, расстёгивая пиджак. Грейвз закрыл глаза, сунул руки в карманы и развернулся на каблуках. Очень медленно вдохнул и выдохнул. Криденс за спиной шелестел тканью. Грейвз видел его отражение в зеркале краем глаза, но не поворачивал головы, чтобы разглядеть получше. Криденс снял и сложил пиджак. Выпустил из брюк рубашку, отстегнул подтяжки. Ткань шелестела просто оглушительно. Он расстегнул манжеты и пуговицы, Грейвз уловил цвет его кожи в отражении прежде, чем Криденс снял рубашку. Он смутно видел его обнажённый торс - даже не видел, а скорее угадывал. Криденс раздевался медленно и неуклюже. Повернись... Повернись, - возбуждённо дышал внутренний голос. - Посмотри на него... Дай посмотреть на него, - задыхался он. - Я хочу потрогать его... Чем он пахнет?.. У него гладкая кожа... Поцелуй его там, возле шеи... Возьми за пояс. Обними. Положи руки на спину... Пусть он вздрогнет. Он будет голый. Персиваль... повернись! Грейвз молча слушал поток бессвязного бреда, которым захлёбывался внутренний голос, сбивающийся то на вкрадчивое "ты", то на умоляющее "я". Он не спорил с самим собой. Просто слушал, стоя ровно, держа руки в карманах. Он хотел повернуться и взглянуть на Криденса так сильно, что пересыхало во рту. Следил краем глаза, как тот расстёгивает и снимает брюки, вытаскивая сначала одну ногу, потом другую. Как, наклонившись, снимает и сворачивает носки. В споре с собой Грейвз проигрывал почти всегда. Он так хорошо себя знал, что всегда мог найти самые действенные аргументы. Поэтому спорить было нельзя. Торговаться было нельзя. Только молча слушать, как ты сам в себе подвываешь от нетерпения: повернись, повернись... Криденс остался в одном белье. Неловко переступил с ноги на ногу, уточнил: - Совсем... сэр?.. Внутренний голос был зверем, он метался по грудной клетке, пытаясь проломиться наружу, шумно пыхтел: совсем, совсем!.. Он бился внутри, как волшебная тварь с огненным хвостом, поджигая пах, лицо, ладони... Грейвз знал себя больше сорока лет и умел выигрывать у самого себя хитростью. Главное - не спорить. Если начать отвечать, мгновенно найдутся слова, которые будут звучать разумно. Например, что Криденсу так нравится то, что происходит между ними... Что он уже привык к поцелуям и ласкам, что наверняка хочет большего, что он сам тянется потрогать, погладить... Что даже если поначалу ему будет неловко, это не страшно - дрочить первый раз ему тоже было неловко, но ведь привык, полюбил... и это тоже полюбит. Что Криденс будет только рад его отблагодарить. Что нет разницы - приласкает он член рукой или губами, совсем никакой разницы... Что всё равно однажды это случится, так зачем ждать?.. - Да, - ответил Грейвз, не поворачиваясь. - Совсем. Криденс ссутулился, чтобы выглядеть ещё меньше. Взялся за белые хлопковые трусы, стянул вниз. Перешагнул через них. У Грейвза свело челюсть и шею от усилия - только не верти головой, не смотри в зеркало... Не коси взглядом вбок, туда, к отражению... Там стоял Криденс, полностью обнажённый, опустив голову, прикрывался ладонью. Грейвз видел его лишь краем глаза, невнятно, но резвое воображение дорисовывало всё, чего не хватало - рельеф плеч, выступающие рёбра, плоский живот, жёсткие тёмные волосы в паху. - Иди в воду, - негромко сказал Грейвз. Криденс помедлил, прежде чем перешагнуть бортик ванны. Встал, по колени в лавандовой пене. - Сядь, - сказал Грейвз. Выдохнул - сам не заметил, как задержал дыхание - когда Криденс сел, и пена зашелестела, расступаясь под его весом. Над водой остались только плечи. Грейвз подождал ещё немного и развернулся. Криденс сидел, обнимая колени, настороженно глядя куда-то вниз, выгнув длинную шею. На плечах и худых ключицах, торчащих из пены, лежали родинки - как брызги чёрной краски. Криденс моргал и смотрел в одну точку, лицо было неподвижным. Персиваль... - прошептал внутренний голос. - Ты знаешь, что делать... Сядь рядом. Погладь его, пусть расслабится... Пусть погреется. Потом он случайно плеснёт на тебя водой, и ты проучишь его... Ему понравится наказание. Он побоится тебя рассердить. Он будет стараться... А ты поможешь. Научишь. Подскажешь. Ласково... Побудь с ним ласковым. Ты заслужил... Когда же ты заткнёшься, - с усталой злостью подумал Грейвз. - Когда же ты успокоишься, мерзкая тварь. Я не отдам его тебе. Не надейся. Если бы Грейвз не прожил всю жизнь с этим разноголосым хором, он бы подумал, что Гриндевальд оставил частицу себя в его голове. Но нет, это был не Гриндевальд - это был он сам. В детстве, которое было, кажется, сотню лет назад, ему было неуютно в огромном доме, особенно по ночам. Родителей поглощала светская жизнь, и когда они отправлялись наносить визиты, Персиваль оставался один. Он украдкой смотрел, как они встречаются в холле, прежде чем аппарировать. Мать - красивая, высокая, тонкая. В бальном платье, украшенном свежими цветами, со сверкающим бриллиантовым эгретом в тёмных волосах. Отец - в чёрном фраке, с ранней сединой, припорошившей волосы. Они улыбались друг другу, она брала его под руку, и они исчезали до самого утра. Чтобы скоротать время и отвлечься от шорохов мрачного дома, Персиваль шатался по пустым тёмным комнатам и разговаривал сам с собой. Конечно, он должен был бы лежать в постели и спать, а не бродить по дому в пижаме, но кто за ним следил, кроме домовых эльфов?.. А те не выдавали. Он развлекал себя мысленными беседами, читал вслух, спорил с собой. Постепенно это превратилось в привычку, а привычка стала частью характера. Теперь в звучании внутреннего голоса он различал отдельные интонации. Рассудительный, например, был самым язвительным и злым, но он же был самым полезным, когда приходилось лезть в драку. Интуиция разговаривала с Грейвзом холодно, свысока, как с ребёнком. Был ещё капризный голос - его Грейвз не любил. Этот всегда пробивался в мысли неожиданно, с каким-нибудь очередным "я хочу прямо сейчас", иногда внося крупный разлад во взаимоотношения Разума и Интуиции. При каждой подходящей возможности Персиваль мстительно отказывал ему. Криденс неподвижно сидел, скрытый пеной, держал себя за колени. Грейвз встал позади, взял его за плечи обеими руками и потянул на себя: - Ляг. Криденс послушно подался назад, вода всколыхнулась, плеснула на пол. - Лежи, - Грейвз прижал его за плечи, удерживая на месте. Плечи у Криденса были широкими. Если его развернуть, выпрямить, научить стоять ровно - интересно, насколько он окажется выше?.. на полголовы?.. - Лежи... - тихо повторил Грейвз, погладив по голым плечам, и убрал руки. Криденс сосредоточенно дышал, наклонив голову, косился в его сторону и не двигался. Грейвз обошёл ванну кругом, сел на бортик. Небрежно опустил кончики пальцев в воду. Криденс настороженно смотрел на его руку, будто ждал чего-то, из непроницаемой для взгляда пены торчали худые сомкнутые колени. Они медленно розовели от горячей воды. Грейвз пошевелил пальцами, из-под них поднялась цепочка мелких мыльных пузырей, сбилась в стайку, потянулась к лицу Криденса. В первое мгновение тот отпрянул, потом разглядел, что никто не пытается напасть. Поднял брови. Мыльные пузыри выстроились в линию и один за другим разбились о его нос. Криденс зажмурился, прижал пальцы к глазам - наверное, ждал, что едкое мыло сейчас будет щипаться. Когда понял, что глаза не болят - удивлённо взглянул на Грейза. Тот жестом поднял ещё одну стайку пузырей и улыбнулся краешком рта. - Я сейчас оставлю тебя, - сказал он. - Вы... уйдёте?.. - спросил Криденс. Он явно был в замешательстве - сейчас он не знал, хочет ли он побыть в одиночестве или ему нравится, что Грейвз сидит с ним на краю ванны. - Да, я уйду, - тот кивнул. - Мне уже не нужно уточнять, что я уйду из ванной комнаты, а не из дома или от тебя?.. - он поднял брови, всё ещё улыбаясь. - Нет... сэр, - ответил тот, заметно расслабившись, и улыбнулся смелее. Потом спохватился: - Сколько я... Как долго мне можно... - Обед в два часа, - напомнил Грейвз. - До тех пор можешь делать всё, что угодно. И вот что ещё... - он призвал с полки над ванной жёсткую губку, взял её пальцами за верёвочку, завязанную бантиком. - Это твоё. Если хочешь, чтобы она помогла тебе - распусти узел. - Он развязал бантик, и она скользнула по руке, как живая. - Если хочешь остановить её - завяжи на хвосте узелок. Понятно?.. - Да, сэр, - вполне бодро ответил тот и поднял ладони из воды, чтобы забрать губку. - Значит, всё, - Грейвз встал на ноги. - Если тебе так будет уютнее, можешь закрыть дверь на замок, когда я уйду. - Закрыть дверь?.. - растерянно повторил тот. - Да, Криденс, - тихо сказал Грейвз. - Если тебе хочется побыть одному, ты можешь закрывать дверь. И тогда к тебе никто не войдёт, пока ты сам не откроешь. - А если... - тот побледнел, распахнул глаза, - а если вы придёте, а дверь будет закрыта?.. - Значит, я постучусь, как всегда, - ответил Грейвз, рассматривая влажное пятно от воды на брюках. - Вы накажете за то, что я закрыл дверь?.. - Нет, - спокойно сказал Грейвз. - Я спрошу, могу ли я войти. - Вы всегда можете войти, сэр, - с готовностью сказал тот. - Нет, - повторил Грейвз. - Я всегда буду спрашивать. Он вышел, коротко улыбнувшись потрясённому Криденсу. Плотно закрыл дверь за собой. Прислонился к ней затылком, глубоко вздохнул. Через некоторое время услышал тихий плеск, шлепки босых ног. Криденс подошёл к двери с той стороны. Подождал. Грейвз затаил дыхание, чтобы не выдать себя стуком сердца. - Сэр?.. - шепотом спросил тот. Грейвз не ответил. Дождался, пока не услышит щелчок замка - и только тогда закрыл глаза, медленно выдыхая. Молодец.

Ольга Коляда, психолог: Телесное общение с ребенком — довольно острая тема. Дело в том, что у взрослых городских жителей контакт с собственным телом выстроен, как правило, очень сложно – не через ощущение и понимание своей телесной части, а через умственные представления и понимания на основе теоретических (то есть внешних по отношению к своему телу) знаний.

Поэтому,

– налаживайте прямой контакт с собственным телом, чувствуйте его, принимайте, понимайте, и тогда общение с другими телами, в том числе телом вашего ребенка, будет намного проще и естественнее.

– честно признавайтесь себе и разделяйте то, что вы делаете для ребенка, исходя из его желаний и потребностей, а что – для себя. И старайтесь это не путать. Потому что область «вредного» чаще всего начинается как раз там, где мы следуем своим желаниям, вообще о ребенке не думая. Желания же ребенка – чаще всего вполне естественны и безвредны (за исключением особых травм, а они бывают не часто и далеко не у всех).

А теперь – давайте разберемся с мифами на эту тему.

Совместный сон

Хорошо это, или плохо, полезно, или вредно – есть куча обоснований на каждую точку зрения. Но что лучше именно для вашего ребенка? Это может дать понять его тело. Ну и к тому, что ребенок говорит, тоже стоит прислушиваться, если возраст такой, что ребенок уже разговаривает. Ну и полезно, чтобы желания вашего ребенка не противоречили вашим, иначе радости ребенку не будет.

А вот если ребенок, к примеру, говорит, что хочет спать с вами, но уснув, начинает отползать или лягаться и отстраняться – скорее всего, причина желания совместного сна – не телесная, и тут хорошо бы разобраться, в чем она (может, внимания хочется, или боится спать один) и устранить именно причину.

У меня с моими двумя детьми был разный опыт совместного сна. С сыном спала дольше (в грудном возрасте), с дочкой – меньше. А потом у нас был опыт успешного лечения болезней совместным сном – лет до 12, когда ребенок сильно заболевал, с температурой, кто-то из нас, родителей, шел спать с ним (ну, или брали к себе, пока они спали в детской кроватке). Болезнь при этом протекала легче и заканчивалась быстрее. Ну, и это получалась одна-две ночи.

Телесный контакт, особенно с ребенком противоположного пола, и сексуальность

Начнем с того, что если у родителей с их сексуальностью все в порядке – они не воспринимают своего ребенка, как сексуальный объект, как минимум до начала гормональной перестройки в подростковом возрасте. Ребенок же вообще еще не воспринимает эротических чувств, ибо нечем. Поэтому, сам по себе телесный контакт с точки зрения развития у ребенка нездоровой сексуальности – не вреден никак.

Что может быть не полезно? Если у родителя по каким-то причинам возникает сексуальное возбуждение от такого контакта – это может считываться ребенком, как тревожащее напряжение. Или, если у ребенка сильно развита эмпатия, он может «снять» это состояние и перевести в свое ощущение. Но с таким ощущением ему будет не комфортно, оно будет напрягать и пугать, как непонятное и неудобное.

Ну, и – за исключением гигиенических и технических процедур – не стоит уделять слишком много внимания области гениталий у ребенка, если он сам не «озабочен» ею. Если озабочен – стоит выяснить причину и устранить ее.

Ребенка нельзя слишком много ласкать

Первый возникающий вопрос – а «слишком много» — это сколько, в чем измерять, и главное, кто это определяет? И второй вопрос – а как ласкать, что имеется в виду? Например, тема с поцелуями.

Целовать детей в губы – если чувствовать, как это ощущаешь, а не просто повторять увиденный образец – это странно. А вот в щечку, в макушку, совсем мелких – в пузико, ладошку или стопу – это нежность и игра.

Гладить и обнимать (моя дочка, когда была маленькой, говорила «обжимать», и это звучало точнее, по сути) – очень даже полезно и приятно. Мы спокойно гладим домашних животных – кошек и собачек, и в этом с нашей стороны нет эротики и есть много взаимного телесного удовольствия. С ребенком возможно то же самое. И домашние питомцы, если понаблюдать, через какое-то время насыщаются лаской, и уходят. Точно так же поступают дети. Когда им достаточно телесного контакта – они начинают его прекращать, и им не стоит в этом мешать.

Если происходит что-то иное, странное, с ребенком всегда можно поговорить, задав прямой вопрос – почему он поступает так или иначе. И при необходимости – обратиться к специалисту для психокоррекции.

Когда мои дети немного подросли, с сыном характер телесного взаимодействия изменился сам собой. Он стал сторониться «нежных поглаживаний», разве что по голове. Зато любимым делом стал массаж спины, а еще мы стали «сражаться» — то есть пришла новая, игровая, форма телесного взаимодействия, удобного для обоих.

Ребенок не должен видеть родителей голыми

Я бы сформулировала немного иначе – у ребенка должна быть возможность не видеть родителей голыми, если ему это неприятно. Дети разные – кому-то безразличны голые взрослые, кому-то интересны сперва (ведь они – не такие, как ребенок), а потом безразличны, а кому-то изначально неприятны. Это все – варианты нормы. Поэтому, с одной стороны, не стоит расхаживать перед ребенком нагишом, а с другой – ни к чему излишне напрягаться и делать трагедию из того, что ребенок может вдруг застать вас во время переодевания.

Многие люди считают, что настоящее счастье дает только полная свобода. Любые ограничения и границы сковывают человека и не дают ему ощутить полноту жизни. Нужно ли жить в границах дозволенного? Можно ли при этом быть счастливым?

Границы необходимы?

В эпоху глобализации, когда стираются различия и размываются границы, все человечество стремится к объединению, свободе передвижения, свободе слова, свободе действий, единству и похожести. По большому счету так и есть, все люди одинаковы. Они так устали от разобщенности и одиночества в рамках закрепленных за ними границ. Освобождение от них будто бы раскрепощает человека, но в то же время несет опасности.

Полной свободы, мне кажется, не существует, если принимать за свободу возможность делать и говорить, что тебе заблагорассудится. А вдруг я по головам хочу ходить, убивать, обижать, воровать, не уважая ни запросы, ни потребности других людей? Таким пониманием свободы часто пользуются преступники, эгоисты, – люди, которым наплевать на других людей. Такие люди внешне могут соблюдать приличия и правила и даже декларировать их, выступая с высоких трибун, но внутренне – не имеют границ социального общежития. Когда они попадают на высшие ступени власти и в их руках оказываются доли множества людей, цена такой свободы оказывается страшной.

Не случайно люди придумали для себя ограничители в виде законов и правил, государственных и нравственных: конституции, уголовные кодексы, декларации, в границах которых все чувствуют себя комфортно и безопасно. В правовой среде легко рассуждать о собственной свободе от ограничений.

Оставим в покое социальные нормы, без которых жить в обществе невозможно. С ними все более-менее понятно. Давайте поговорим о личных границах.

Границы социальные и личные

Если границы социальные мы как законопослушные граждане еще соблюдаем, то нарушаем на каждом шагу. Иногда даже не отдавая себе в этом отчета.

Например, обсуждая и осуждая соседку, знакомую, подругу мы, как змеи, заползаем без разрешения и приглашения в ее неприкосновенное личное пространство.

Самовольно добавляя кого-то в группу в социальной сети. Хлопая кого-то по плечу. Бросаясь в объятия. Названивая на личный номер. Давая советы, вынося вердикты и ставя оценки, о которых не просили. Лезем в душу и грузим кого-то откровениями. Выражаем неприкрытые злобу и гнев. Перекладываем обязанности.

Почему мы вторгаемся в чужое личное пространство, крадем чужое время, силы, внимание, любовь, жизнь? Почему мы лезем в чужую жизнь и душу, не спрашивая разрешения и не задумываясь о последствия такого вторжения?

Мы не видим границ дозволенного! Не чувствуем их в других. Хотя отлично разбираемся в своих собственных границах. И знаем, чего бы нам не хотелось и до какой степени близости мы можем подпускать к себе того или иного человека. Мы знаем, после какого витка критики нас уже начинает трясти, какого уровня шутки выводят нас из себя, какое расстояние между нами и собеседниками для нас комфортно. Мы знаем это о себе, но почему-то не хотим допустить: то же самое есть и у других людей. У них тоже есть свои личные границы дозволенного.

И если вы постоянно будете капать на мозги в одном и том же месте, нарушая все границы дозволенного, мозги взорвутся и вас накроет взрывной волной. Образно говоря. Потом будет не до метафор – скандалы, разводы, мысли о суициде, одиночество, отчаяние, измены. А все почему? Потому что вы не умели соблюдать границ. Не видели берегов.

Уважай чужие границы!

Казалось бы, чего проще: не вторгайся в чужое государство и будет тебе счастье! Поступай с другими так, как хотел бы, чтобы поступали с тобой, и все будет о’кей. Но не спешите! Это формула верна только отчасти. В том-то и дело, что у каждого свои границы и они, к сожалению, на лбу не написаны.

Иногда мы не видим границы другого человека. Между близкими людьми это случается сплошь и рядом. Близким кажется, что ты являешься их частью, и твои границы можно смело нарушать, шагать по тебе, как по своей собственной территории и распоряжаться тобой на свое усмотрение, не спрашивая согласия, не прислушиваясь к мнению и желаниям. Ты ведь часть меня, и должен хотеть того же. Как бы ни так! У каждого свои хотелки.

Кому-то нравится, когда его хлопают по плечу и всю правду о нем и его поступках. А другому нужно расстояние и о правде вас никто не просил болтать при всех. Одни выставляют себя напоказ публично чуть ли не в неглиже, раскрываясь до неприличия в социальных сетях и таким образом искусственно уничтожая все границы и расстояния своей неприкасаемой приватности. Другие даже при самом близком знакомстве остаются тайной за семью печатями.
И это тоже нужно уважать.

И в том, и в другом случае, человек хочет одного и того же – близости, признания, внимания, симпатии, ответного тепла, любви. Только один говорит об этом прямо и в лоб, а другой – доводит окольными путями. Если мы будем знать об этом «одном и том же», постоянно держать его в уме и опираться на него в общении с людьми, мы сможем, соблюдая личные границы каждого, давать «это» другим и получать «это» от них.

От чего зависит разница границ

По большому счету, все люди, конечно, одинаковы. Им нужно одно и то же. Прежде всего – любовь.

Это счастье, если родители научили своих детей говорить другим о своих потребностях и желаниях, не смущаясь, сообщать о границах дозволенного, спокойно и толерантно принимать особенности других людей и учиться с ними ладить.

Если нет, придется этому научиться самостоятельно. Ведь от умения себя вести с другими зависит не только жизнь этих людей, но и наша собственная, которая, как известно, ближе к телу. Каждому из нас ближе своя собственная рубашка, примите это как данность и учтите такие факторы :
все мы разные априори и не обсуждается;
у каждого своя история воспитания, детские травмы, опыт и представления о жизни;
все люди хотят любви (безопасности, тепла, внимания, признания, и т.д.) и это тоже не обсуждается;
каждый сигнализирует об этом по-своему;
у каждого свои границы приемлемости.

Если хочешь, чтоб уважали тебя, уважай других. Соблюдай их границы, учитывай потребности, принимай особенности. И если тебя что-то кардинально не устраивает, НЕ ПЕРЕДЕЛЫВАЙ! Просто отойди в сторону. Потому что есть такая разница границ, интересов, потребностей, принципов и привычек, преодолеть которую тяжелее, чем отказаться от этой идеи.

Как быть счастливым в границах дозволенного?

Но если вам все-таки хочется счастья, то есть свободы… Хотя счастье может быть как раз и заключается в несвободе, сладкой несвободе сопричастности. Ну ладно, не будем о зависимостях и обязательствах. Свобода так свобода. Будет она вам!

Свобода заключена в возможности выбора.
можно стоять на своем и нарушать чужие границы, то есть пробивать лбом стены;
можно попытаться найти дверь и войти;
некоторые предпочитают обойти стену;
или повернуть в другую сторону;
можно сесть и наблюдать за стеной. Вдруг рассосется. И такое бывает.

В конечном итоге, что бы мы ни предпринимали, все это направлено на разрушение и нивелирование между нами границ, сближение с другими людьми, ведь именно близость с ними делает нас счастливыми, что бы мы там ни говорили о своей самодостаточности, свободе и полноценном одиночестве.

Я не считаю, что установление границ сковывает, замедляет развитие ребенка, наоборот, оно обозначает территорию «свою» и «чужую», тем самым создавая безопасное пространство. Если родители дома не решаются хоть как-то ребенка ограничивать, то вне дома его поведение выглядит странным и для ровесников, и для взрослых. Речь именно о ситуации, когда запретов мало, характерной для последних 15 лет. До этого доминировала другая, авторитарная, система запретов, что тоже мешало ребенку правильно развиваться.
Чем запрет по своей сути отличается от границы? Запрет обозначает только одну сторону, граница показывает два варианта - там, где можно, и там, где нельзя.
Границ должно быть немного, но устанавливать их следует четко.
Если все «нельзя» - это стресс для ребенка. Нужно, чтобы в доме была создана такая обстановка, где многое можно (лекарства спрятаны, острые вещи убраны и так далее), но есть вещи, которые все-таки трогать не стоит. Не нравится, что ребенок рисует на стенах, мебели и так далее? Нужно не запрещать, а устанавливать границы: вот здесь (на ватмане, на доске и так далее) - мы рисуем, а здесь, здесь и здесь - нет.
Если ребенка не научить пользоваться горшком, он не будет знать, как это делать. Ребенок не сможет говорить, если не окажется в речевой среде. Так же и формирование границ - вопрос долгого систематического родительского труда. Того, чему не научили ребенка, мы требовать не можем.
Установление границ - дело постепенное: в полтора-два года появляется один из первых важных запретов - запрет причинять боль другим и самому себе. Но четырехлетнему ребенку мы объясняем уже, как не делать другим неприятностей в нравственном, душевном смысле. Например, не стоит сообщать бабушке, что у нее плохо пахнет изо рта или заявлять другому ребенку «моя игрушка лучше, чем твоя». То есть, сообразуясь с возрастом ребенка, мы учим его учитывать внутреннее состояние другого человека.
Еще один из ранних запретов - установление границы «мое» - «не мое». Обычно такая граница устанавливается в два-три года, в зависимости от речевого развития ребенка.
Ребенок должен понимать, что он не один в семье и что существуют не только его желания, но и желания других людей, например, родители имеют право поговорить, чтобы им не мешали.

Довольно рано ребенок должен усвоить, что у его родителей есть несколько неприкосновенных вещей, например, телефон и компьютер, которые нельзя трогать.

К школьному возрасту в арсенале ребенка должно быть много сложных, осознанных и понятых запретов, вернее, правильно расставленных границ. И количество границ, то есть, например, понимание того, что может быть приятно или неприятно другим людям, может расти вместе с ребенком.
Многое зависит от темперамента ребенка. Есть дети осторожные, стеснительные, чувствительные, которым достаточно сказать один раз - и они поймут. А есть дети, которым нужно повторять и повторять - и будет мало. «Золотая середина» определяется интуитивно, как соотношение ингредиентов в рецепте пирога.